 В статье делается обзор книги русского философа-ницшеанца Фёдора Куклярского «Философия культуры». Автор выдвигает идею синтетической логики, которая создается философским сознанием, противопоставленным инстинкту и воле, омертвляющим мир в категориях непротиворечивой аристотелевской логики.
Ключевые слова: философия культуры, антиномизм, логика, творческое познание, созерцательное познание, русский национальный гений.
The article reviews the book of the Russian philosopher-nietzschean Fyodor Kuklyarsky «Philosophy of Culture». The author puts forward the idea of synthetic logic, which creates a philosophical sense, opposed to instinct and will, deadens the world in terms of consistent Aristotelian logic.
В книге «Философия культуры. Идеалы человеческой культуры в свете трагического миропонимания» русский философ-ницшеанец Фёдор Фёдорович Куклярский (1870 – 1923?) одним из первых в отечественной традиции обратился к такой философской дисциплине, как философия культуры.
По мнению историка русской философии М. С. Уварова, Куклярский был наиболее известен как «яростный низвергатель традиционного русского стиля религиозного философствования, а также как критик культурфилософской концепции К. Н. Леонтьева. Несмотря на это, он разделял некоторые идеи последнего, касающиеся кризиса западной цивилизации и духовного возрождения России» [3, с. 99].
Книга Куклярского – первая из дилогии под заголовком «Культура и познание». Вторая книга дилогии – «Культура и творчество» – не увидела свет, по-видимому, из-за ранней смерти автора; её судьба неизвестна, хотя по информации, содержавшейся в первой книге, она готовилась к печати.
Исследователь русской философии А. П. Козырев даёт следующую характеристику труду Куклярского: «В книге «Философия культуры» (1917) он выдвигает идею синтетической логики, которая создается философским сознанием, противопоставленным инстинкту и воле, омертвляющим мир в категориях непротиворечивой аристотелевской логики. Если науке, по Куклярскому, свойствен «абсолютистический» взгляд, то метод философии – «релятивистический», постоянно созерцающий шаткость и условность абсолютов. «Обратная» (синтетическая) логика призвана возвести противоречивость и антиномизм философского познания в ранг закона.
Непримирённость противоречий в мысли и в жизни (утверждение предполагает отрицание, бытие – небытие) требует выработки трагического миропонимания: противоречие между научным, философским и религиозным взглядами на мир должно быть включено в каждую из областей познания. <…>» [2, с. 249].
Композиционно книга состоит из предисловия и восьми глав.
В «Предисловии» автор знакомит читателя с кратким содержанием книги, посвящённой «характеристике взаимоотношения познания и культуры, пути которых весьма часто расходятся, причём первая глава носит общий характер и имеет своей целью обрисовать в беглых чертах сущность трагизма культуры, тогда как последующие главы преследуют уже специальную задачу: критический анализ той познавательно-логической концепции, которая в качестве постулируемого императива обуславливает самые формы господствующего мышления и, являясь conditio sine qua non современной культуры, вводит нас в понимание её трагического духа» [1, с. 4].
Метод, избранный философом, представляет собой цикл мыслей, сгруппированных вокруг определённой проблемы, однако естественные изъяны изложения, далёкие от систематического исследования, объясняются широтой поставленной сверхзадачи и духом времени: «Систематизм менее всего отвечает умонастроению трагической эпохи» [1, с. 5].
В первой главе «Современная историческая трагедия» автор грезит сверхчеловеческой культурой, в жертву которой должна быть принесена исполненная противоречий современная культура, чтобы преодолеть трагичность человеческого бытия. Поскольку книга Куклярского вышла в Петрограде в 1917 году, постольку ей свойственно отчаянное переживание того исторического периода, на который пришлись Первая мировая война 1914–1918 годов и три русских революции – 1905 и 1917 годов. Правда, за переживаниями автора следует зачастую поспешное осмысление исторических событий, выражающееся в откровенно апокалипсических фантазмах: из трагедии культуры появляется культура трагического, в основе которой лежит осознание вездесущести смерти. Именно культ трагического как культ безысходности жизни должен стать, по мнению Куклярского, главным принципом будущей русской культуры. Речь идёт об окончательном синтезе, заключающим в себе отказ об общечеловеческих ценностей в пользу преодоления дистанции между человеческим миром и нечеловеческим миром, которое завершит культуру трагического.
Русский гений дышит противоречием между Востоком и Западом. Если западная цивилизация исполнена волей к власти, к жизни, к творчеству, будучи взращённой в атмосфере человеческого самоутверждения, то восточная цивилизация волит к смерти. Развитие культуры свидетельствует о движении с Востока на Запад в ходе великого переселения народов, апофеозом которого стала американская культура. По словам Куклярского, русская культура является правопреемницей – наряду с американской – западноевропейской культуры, без полного овладения которой Россия будет пребывать в неизъяснимой грёзе, в то время как Западная Европа будет постоянно слушать риторику о собственной смерти (например, «Закат Западного мира» Освальда Шпенглера). Подлинная и окончательная смерть Запада – это триумфальное будущее русской культуры.
Вторая глава называется «Трагедия творческого познания». В ней автор определяется с основной проблемой познания, заключающейся «в конфликте между творчеством и созерцанием, между творческим познанием и созерцательным познанием» [1, с. 31].
Истоки познания берут начало в религиозности, когда в результате противопоставления себя природе человек превратился в субъекта со свойственной ему императивом воли – стремлением к власти. «В сфере познания удовлетворить этому стремлению можно только путём идейного творчества, – причём такого творчества, которое, с одной стороны, даёт оправдание человеческой воли к власти, а с другой, регулирует практическое осуществление этой власти» [1, с. 32]. Первой проблемой занимается философия, а второй – наука. Гносеология, являясь философией этого двоякого рода творческого познания, постоянно борется с эмпирической действительностью посредством рационализма. Поэтому можно выделить два гносеологических направления – догматический априоризм (рационализм) и скептический эмпиризм. Догматический априоризм, по мнению Куклярского, считается положительным направлением, синонимичным теории творческого познания, которое всегда претендует на абсолютное знание, тогда как эмпиризм имеет отрицательное значение, выражающееся в релятивизации знания. Борьба между ними пронизывает всю историю человеческого мышления.
В третьей главе – «Сущность антиномизма» – автор развивает проблему трагического познания, усиливая противоречивый характер подлинного познания. М. С. Уваров так определяет антиномизм автора: «Изначальная интуиция размышлений Куклярского столь насыщена духом антиномизма, что порой кажется, будто философ неким «ницшеанским» образом пытается постулировать реальную антагонистичность цивилизационных отношений. Однако Куклярский практически никогда не выходит за рамки вопросов, находящихся на стыке теоретико-познавательной и историко-культурной проблематики. В этом, несомненно, нашла отражение систематичность его философского мышления» [3].
Сущность антиномизма, по Куклярскому, сводится к отсутствию единства, которое является результатом противоборства антагонистических тенденций. Однако творя иллюзию единства мира, творческий разум снимает антиномии, чтобы с помощью традиционной логики познавать мир: «Согласно такому пониманию, возможное для человека познание ограничено именно тем пределом, за которым начинается противоречие» [1, с. 50–51]. Философ может предпочесть – либо непротиворечивое незнание, либо противоречивое познание, которые, к слову, не лишен перформативной парадоксальности. Первое создаёт человеческую иллюзию о единстве мира, но бессильно перед критицизмом. Второе расправляется с иллюзорностью познания, обрекая себя на трагическое умонастроение.
В четвёртой главе – «Ценность и ограниченность мистического познания» – Фёдор Куклярский отмечает факт мистического умонастроения русского человека, стоящего перед альтернативой – либо унизиться перед логической прямолинейностью Запада, либо приспособить под себя рациональность Запада.
Автор задаётся вопросом о том, что играет решающую роль у современного мистика, и находит ответ в человеческой морали: «Санкционируя идею божественного всеми высшими идеальными требованиями человеческой морали, полное удовлетворение которых и составляло содержание этой идеи, человек, естественно, полагал своё высшее назначение в достижении наиболее высоких степеней своей нравственной чистоты» [1, с. 59]. Однако иллюзия гармонии божественного и человеческого быстро давала знать о себе, обостряя трагическое переживание бытия. Куклярский признаёт, что западноевропейский рационализм проявляет интерес к мистическому познанию (достаточно назвать течение интуитивизма, представленное именами Анри Бергсона, Уильяма Джемса, Николая Лосского), но ценность последнего невелика, потому что в его основе лежит моральное воление.
Мистики наравне с логиками признают ограниченность рационального познания, составной частью которого является логическое содержание, а отсюда проистекает абсолютная невозможность равенства алогического и мистического. Алогическое не исчерпывается мистическим, а включает в себя иную логику, равно как мистика не растворена в алогическом, а предполагает иную мистику. Куклярский признаёт, что высшие формы рационального познания предназначены для того, чтобы уступить место мистике в изучении наиболее глубинных феноменов, доводя оба познания до антиномизации.
Пятая глава называется «Логика творческого сознания, её задачи и границы». В ней автор отваживается на критику логического в познании. Чтобы не быть голословным, Куклярский решает начать с определения логики в качестве науки «о постулатах и принципах оформления конкретно данного содержания познания во всём его многообразии» [1, с. 70]. Данные постулаты и принципы должны удовлетворять идеалу полноты оформления, которое бы охватывало всё действительное и возможное познание. Конкретное познание включает в себя как творческое познание – науку, так и созерцательное познание – философию.
Куклярский полагает, что традиционная логика чужда названному идеалу. В дополнение к этому автор указывает на искажение логическими принципами научного познании сферы философского постижения мира. Поэтому логично говорить о двух логиках сознания – творческой и созерцательной.
Если логика творчества носит императивный характер, когда её законы устремляют познание к целям, намеченным волей, то логика созерцания имеет санкционарный характер. Другими словами, логике творчества должны быть заданы пределы, а логика созерцания должна быть сформулирована.
По словам философа, прокрустово ложе традиционной логической концепции нанесло философскому творчеству огромный ущерб, придав философии надындивидуальный характер. В логической однобокости автор усматривает ярко выраженное превосходство истории философии в отношении конкретной системы философии.
Созданию логики созерцательного познания – посвящена шестая глава книги «Возможность построения новой логической концепции». В ней автор предлагает проект созерцательной, или синтетической, логики, которая позволяет полностью реализовать логические мотивы сознания – не только логику творчества, но и логику разрушения. В пользу последней «свидетельствует факт постоянного разрушения постулатов, аксиом, гипотез и тезисов, имевших в своё время полновесную научную силу» [1, с. 80]. Логика разрушительного познания и логика скептицизма должны быть изъяты из сферы алогичного; лишь алогичность воли может получить полное право на существование, пользующаяся как положительным, так и отрицательным полюсом сознания.
Согласно Куклярскому, существует два пути для исследования логического. Первый путь содержит догматизированные постулаты и принципы логики. Исследователю придётся столкнуться с исчерпывающим конкретность истолкованием данных постулатов, учитывая то, что такая постулатность должна покрыть собой всю сферу конкретного мышления. Столь полемический путь не исключает индивидуальной интерпретации.
Второй путь скептически настроен по отношению к «незыблемым» постулатам логики. По мнению Куклярского, не существует таких непреложных постулатов, которые бы превосходили собой мир конкретного мышления. Философ отмечает, что, с одной стороны, логика не может дать точных границ логизма, а с другой – признаётся всемогущей. Если задачей логики является оформление содержания сознания, то логика и творчество неразъединимы: творчество немыслимо без собственной логики.
Автор со всей откровенностью заявляет о кризисе формальной логики и берётся за вопрос о цельности логики. Однако приходит к признанию того, что логика по природе дуалистична и, следовательно, речь может идти о двух логиках – аналитической и синтетической. Для первой логики важно понятие «общезначимости», а для второй – понятие «всеобъемлющего». Если в аналитической логике содержание суждения выражается в форме определённого утверждения или отрицания, то в синтетической логике происходит совмещение утверждения и отрицания.
Куклярский отваживается на борьбу с идолами логики, которые создают иллюзию самопротиворечивости по их критике, потому что последняя вынуждена строиться по логическим законам. Против логического ига философ использует метод перформативного парадокса в следующей формулировке: «Законы традиционной логики, господствуя, не господствуют» [1, с. 93].
В завершении главы Куклярский признаёт недостаточность текущей аргументации для создания новой логической концепции, но считает такую работу крайне необходимой. Как показывает история логики в XX веке: борьба с формализмом в логике приведёт к развитию такого количества неформальных логик, что в начале XXI столетия самой насущной логической проблемой будет считаться проект трансцендентальной логики.
В седьмой главе – «Антагонизм культуры и познания» – философ анализирует дух подлинного познания, которому противостоит современная ему культура. Чтобы более чётко показать антагонизм между творческим волением и созерцательным познанием, по мнению философа, достаточно охарактеризовать последнее. Автор делает два вывода. Первый: «самоутверждение и самоотрицание творческого субъекта обратно пропорционально самоутверждению и самоотрицанию познающего субъекта» [1, с. 96–97]. Из него следует, что релятивизм для субъекта правомочен только в теории и созерцании, а не в жизни и творчестве. Второй сводится к тому, что философский взгляд на вещи является внутренне противоречивым.
В последней – восьмой – главе книги, которая называется «Трагическое величие русского национального гения», Куклярский произносит оду русской литературе в самом широком её понимании: поэзия, художественная проза, публицистика, философская критика. Именно на примере русской литературы философ хочет показать познавательную значимость художественного творчества. Вместо утилитаризма идеологии в русской литературе силён порыв к обнажению тайны жизни, а также крайне чужда идея обожествлённого человека, которая повсеместно владеет умами на Западе. Столь яркий мизантропизм позволяет Куклярскому сделать вывод о том, что «никакая литература не может быть даже приблизительно поставлена рядом с русской в отношении художественного обнажения внутреннего ничтожества человека» [1, с. 125]. В преодолении человеческого автор видит будущую победу познавательного духа русской художественной культуры.
Философская концепция культуры, представленная в книге Фёдора Куклярского, является весьма актуальной в решении такого вопроса, как самоидентификация национальной культуры. Если удастся переиздать «Философию культуры», то отечественная культурология сможет наряду с восполнением исторической лакуны по достоинству оценить методологический потенциал антиномизма Фёдора Куклярского.
Литература
1. Куклярский Ф. Ф. Философия культуры. Идеалы человеческой культуры в свете трагического миропонимания. Книга 1: Культура и познание. – Петроград, 1917.
2. Русская философия: Словарь / Под общей редакцией М. А. Маслина. – М., 1995.
3. Уваров М. С. Архитектоника исповедального слова. – СПб., 1998.
Вопросы культурологии. – 2010. – # 8. – С. 88–92
http://www.panor.ru/journals/culturolog/archive/index.php?ELEMENT_ID=25090 |
