5 мая 2009 года гость ОФИР'а А. Нилогов познакомил членов общества с основными принципами разрабатываемой им философской концепции "антиязыка". Он является автором целого ряда посвящённых данной проблематике работ, наиболее полную информацию о которых можно почерпнуть в публикациях созданного им жж-сообщества "Философия антиязыка". По оценке создателя концепции, принцип "антиязыка" пока ещё не нашёл своего строгого определения, и само описание данной модели можно понимать скорее нестрогим и аллегорическим, что отразилось в использовании в его сообщении ряда образных литературных фрагментов. Во многом идея "антиязыка" восходит к предложенному Ж. Деррида концепту "прото-письма". Однако "антиязык" строится на развитии принципа "изначального опоздания", когда всякое языковое отображение следует понимать "постфактум", то есть "ложным". Ещё одним "корнем" концепции "антиязыка" является предложенный Дж. Беркли принцип ограниченности проективной валентности, воплотившийся в "репрезентативной теории абстракции". Главный тезис как принципа "изначального опоздания", так и "ограниченности валентности" заключается в невозможности репрезентации "быть элементом настоящего", вынужденной всегда запаздывать. В смысле характерного ему классификационного поля "антиязык" представляет собой практику формирования достаточно большого числа классов антислов, наиболее ярким примером которых следует назвать "футурологизмы" - концепты, не обладающие содержанием и объёмом, но означающие потенциально открытые для их использования будущими поколениями смыслы. "Футурологизмы" - это "прорыв к означаемым, минуя означающие". А. Нилогов зарекомендовал себя сторонником как принципа абсолютной истины, так и тотальной осмысленности любой вербальной представленности. "Антиязык" предъявляет собой некую окружающую и укореняющую язык среду, который в условной "объёмной мере" соотносится с языком в пропорции 95%/5%. По оценке докладчика, всё время увеличивается потребность в новых решениях в сфере выражения смыслов. Ряд важных комментариев о предмете "антиязыка" присутствующие услышали на стадии ответов на вопросы. Например, предположение о возможности антиязыка служить реальной основой коммуникации, строящейся как некая "телепатическая коммуникация", аргументом в пользу реальности которой являются современные эксперименты по непосредственной фиксации нейрофизиологических сигналов. Один из мотивов создания философии "антиязыка", высказанной А. Нилоговым, восходит к противопоставлению "философии языка" иллюзорным принципам "лингвистической философии". "Антиязык" представляет собой принципиально анархичное решение, не следующее выработанным наукой стереотипам, а потому может являться полем вневербального мышления. По поводу использования им специфической, не всегда прозрачной для слушателей, терминологии А. Нилогов пояснил, что медианой его коммуникации с аудиторией служит "срединный уровень понимания", когда слушатели выделяют общий контур объясняемой им модели. Отвечая на вопрос о возможности поглощения языком антиязыка, А. Нилогов подтвердил свой тезис о безграничности антиязыкового "космоса". Докладчик предложил собравшимся собственный вопрос о возможности сдерживающего влияния недостаточности вербальных возможностей на развитие знания. Ответ Я. Гринберга сводился к тому, что им подобного явления не наблюдалось, а К. Фрумкин привёл пример искусственного культивирования лингвоидентичности в иврите, выражающегося в специальных программах по ивритской фонематизации новых смыслов, а также в определённых практиках, когда нехватка слов восполняется аббревиатурами и индексами.

В выступлениях первым взял слово К. Фрумкин, начавший с тезиса об объективной универсальности "запаздывания", не являющегося прерогативой только языковых отношений. Вторая выделенная им проблема теории "антиязыка" заключается в невозможности эффективной "игры" на опережение, поскольку, в силу невозможности предугадать будущее, подобная предопределённость категорически неточна. По его мнению, одним из корней философии "антиязыка" можно понимать внутрицеховые отношения профессионального философского сообщества на примере отторжения определённой его частью тенденции аналитической философии. А. Каменщиков говорил о его понимании теории "антиязыка" как идеи слияния коммуникативной среды и внутреннего мира личности, в частности, среды процессов мышления, из чего строится нечто "язык-штрих", в котором часть последнего по имени "антиязык" можно понимать "внутренней докоммуникативной действительностью сознания носителя языка". Я. Гринберг в связи с обсуждением уместности слова "антиязык" (присутствующие предложили заменить его на "надъязык") вспомнил о физической субстанции "антивещества", аннигилирующего с веществом. По его мнению, конструирование "антиязыка" тяготеет к абсолютной истине, что противоречит пафосу научной парадигмы XX века. Кроме этого его заинтересовала проективность "антиязыковой" модели на отношения "воязыковления" проявлений чувственно-эмоциональной сферы, в результате чего эти проявления теряют исконную спонтанность, превращаясь в рациональное "просчитывание". А. Шухов предложил обратить внимание на совпадение вектора поисков философии "антиязыка" с некоторыми направлениями лингвистических исследований. Во всяком случае, значимо то, что здесь, как и в некоторых идеях современной лингвистики, языковые субстраты теряют смысл прямых онтологизмов, а человек рассматривается как вовлечённый в процесс деятельности по синтезу референциальности, отличающейся, как и всякая форма деятельности, своими чертами реальности. Наиболее эффективным результатом рассматриваемой модели он видел бы сам корпус "классов антислов" как существенно дополняющий наши знания о языковой реальности. По мнению А. Бычкова, "антиязык" - это средство анализа, обеспечивающее подавление "мёртвых" смыслов, а именно ретроградного наследия прошлого. Для Н. Петрова реальным источником развития представлений познающего субъекта является взаимодействие с действительностью; однако некоторые философы представляют, что партнёрство действительности в этом смысле можно заменить партнёрством языка. Отсюда возникает своего рода "лингвистический солипсизм", как и порождаемая им тенденция критики подобного солипсизма изнутри. Такие нормы, как "смысл" и "истина", представляют собой столь фундаментальные знаки присутствия в мире познающего субъекта, что невозможно помышлять об их отмене или "замене". Абсолютизация языка бессмысленна, поскольку, вопреки М. Хайдеггеру, язык не является домом бытия, а представляет собой герменевтическое средство маскировки сущего. Попытки создания некоторого рода "внеязыковых" сред характерны для восточных трансценденций, в частности, даосизма, а доминантность внеязыковых практик можно проследить на примере деассоциации (отторжения) архетипов и идеологем, подрываемых никак не подгоняемой под них реальностью.