В своей веховой статье «История науки и её рациональные реконструкции» (1972) Имре Лакатос наиболее близко подошёл к обоснованию метаметодологии, в рамках которой возможна внутренняя критика философии и методологии науки. Метод историографической критики предложен Лакатосом во второй части работы. Сущность этого метода сводится к прививанию историографическим методам автореферентности. Метауровень позволяет Лакатосу постулировать нормативный характер (а может быть, и грубое обобщение) своей методологии научно-исследовательских программ: «Основная идея моего подхода состоит в том, что всякая методологическая концепция функционирует в качестве историографической (или метаисторической) теории (или исследовательской программы) и может быть подвергнута критике посредством критического рассмотрения той рациональной исторической реконструкции, которую она предлагает» [3: 491].

Лакатос предпринял попытку сфальсифицировать собственно попперовский принцип фальсификационизма, а также индуктивизм и конвенционализм как методологические установки, используемые в истории и философии науки: «Я попытаюсь диалектически развить этот историографический метод критики. Начну с частного случая: сначала я «опровергну» фальсификационизм, «применив» фальсификационизм (на нормативно-историографическом метауровне) к нему самому. Затем я применю фальсификационизм также к индуктивизму и конвенционализму и покажу, что все эти методологические концепции в конечном счёте «фальсифицируемы» с помощью этой пирроновой военной машины. И наконец, я «применю» – на этот раз уже не фальсификационизм, а методологию научно-исследовательских программ (опять-таки на нормативно-историографическом уровне) к индуктивизму, конвенционализму, фальсификационизму и к самой методологии научно-исследовательских программ и покажу, что на основании этого метакритерия все названные методологические концепции можно конструктивно критиковать и сравнивать друг с другом. Таким образом, предлагаемый мною нормативно-историографический вариант методологии научно-исследовательских программ даёт нам общую теорию сравнения конкурирующих логик научного исследования [философская методология методологических концепций наравне с философскими методологиями. – Прим. А. Н.], где (в смысле, который нам ещё предстоит установить) история может рассматриваться как «пробный камень» её рациональных реконструкций» [3: 491–492].

Попперовский принцип фальсификации Лакатос фальсифицирует с помощью тех примеров из истории науки, которые ему противоречат. Во многих научных теориях отсутствуют указания на «те экспериментальные условия, при которых они отвергли бы свои базисные допущения» [3: 496]. Отталкиваясь от неудачно использованного Поппером примера с фрейдизмом, который он обвинил в интеллектуальной нечестности, Лакатос переходит к интеллектуальной нечестности ньютонианцев: «Ну а если мы зададим вопрос Поппера последователю Ньютона: «Какого рода наблюдение опровергло бы удовлетворительным для ньютонианца образом не только отдельное ньютонианское объяснение, но и саму ньютоновскую динамику и теорию гравитации? И обсуждались ли когда-нибудь ньютонианцами такие критерии?» Увы, последователи Ньютона едва ли смогли бы дать положительный ответ на этот вопрос (1). Таким образом, если психоаналитики были уличены в нечестности, согласно попперовским требованиям, то тогда равным образом следует обвинить в этом же и ньютонианцев. Однако, несмотря на такого рода «догматизм», присущий ньютоновской науке, её высоко оценивали величайшие учёные и сам Поппер. Поэтому ньютоновский «догматизм» представляет собой «фальсификацию» определения науки Поппером: он не поддаётся рациональной реконструкции методами Поппера» [3: 496].

Критикуя фальсификационизм Поппера, Лакатос больше всего расположен не к выявлению автореферентной природы принципа фальсификации, а к его реконструкции, которая лишь усилит процесс автореферентизации фальсификационизма, а впоследствии методологизирует и сам принцип автореференции (автореферентизма), заключающийся в признании за теорией её статуса научности лишь в том случае, если теория имеет возможность замыкаться на себя, – выступать в качестве собственного референта, подтверждая себя из себя – из своей внутренней логики, или дискурсивности. Философия рискует стать наукой только тогда, когда философская методология как систематическая аргументация при построении той или иной философской теории будет проанализирована с помощью тех критериев рациональности, которые используются в истории и философии науки. Именно история науки и философия и методология науки могут придать философии статус научности. Методология философии против методологии как части философии, – против гносеологии как части философии. Пока философия не станет автореферентной, то есть метафилософией, она по-прежнему будет оставаться ненаукой. Метафилософия (или философия философии) является не какой-то частной философией в рамках философии, а условием философии как науки. Философия без метафилософии может оставаться в русле философской методологии вплоть до собственной смерти. Например, вводимое Жаком Дерридой понятие «изначального опоздания» (2) само подвержено изначальному опозданию и не может быть признано корректным, поскольку влечёт за собой перформативный парадокс – самоизобличающее(ся) высказывание. Методологизация перформативного парадокса в презумпцию перформативного парадокса придаёт понятию «изначального опоздания» рациональную прописку дерридианства как научной философской теории. Презумпция перформативного парадокса (научной признаётся та философская теория, которая заключает в себе презумпцию перформативного парадокса, или врождённую фальсификацию) дополняет принцип автореферентизма в проекте методологизации философии до её научного качества.

Метафальсификационизм Лакатоса синонимичен автореферентной природе фальсификационизма Поппера, поскольку позволяет отбросить критерий демаркации науки от ненауки только лишь потому, что он может оказаться несовместимым с «базисными» оценками научной элиты. Автореферентный корень фальсификационизма содержится «в нахождении такого определения науки, из которого бы вытекали эти «базисные суждения» относительно отдельных теорий» [3: 493]. В уточняющей сноске Лакатос вместо термина «автореферентность» употребляет термин «квазиэмпирический», обращая фальсификационизм Поппера против фальсификационизма. Радикализм Лакатоса под стать радикализму Поппера: если Поппер, разрабатывая критерий демаркации, предлагает заклеймить ненауку (или метафизику) «как псевдонауку только в том случае, если она сама себя объявляет наукой» [3: 496 (сноска)], то Лакатос настаивает на отбрасывании принципа фальсификационизма в целом, поскольку «даже ослабленное правило Поппера изобличает – в самых выдающихся учёных – иррациональных догматиков, ибо в больших исследовательских программах всегда существуют известные аномалии: обычно учёный откладывает их в сторону и следует позитивной эвристике своей программы» (3) [3: 497]. Аномалии, расцениваемые Поппером как примеры фальсифицируемости той или иной научной теории, могут оказаться теми контрпримерами, благодаря которым и осуществляется рост научного знания. По мнению Поппера, работа в условиях противоречивой теории неизбежно должна рассматриваться как иррациональная, однако, как замечает Лакатос, «некоторые величайшие научно-исследовательские программы прогрессировали на противоречивой основе» (4) [3: 497–498]. Автореферентные последствия вывода Лакатоса бьют не только по Попперу, но и по Фейерабенду: «Если методология, используемая историком науки, приводит к плохой рациональной реконструкции, он может либо так прочитать историю, что она совпадёт с его рациональной реконструкцией, либо прийти к выводу, что история науки в высшей степени иррациональна. Почтение Поппера к большой науке заставило его избрать первый путь, в то время как непочтительный Фейерабенд пошёл по второму» (5) [3: 499].

Как заключает Лакатос, «… Поппер не справился с проблемой объяснения того, почему «контрпримеры» (то есть аномалии) не признавались сразу же учёными как основание для отказа от соответствующих теорий» [3: 500 (сноска)], а потому «Поппер поддаётся искушению упростить фактическое положение дел до такой степени, чтобы можно было применять его методологическую концепцию» (6) [3: 501]. Мифология фальсификационизма подменяет собой мифологию индуктивизма, а философия, с подачи Делёза и Гваттари, ничем не отличается от доксы, будучи при этом сверхдоксой (urdoxa).

С другой стороны, предпринятая Лакатосом фальсификация историографических теорий (индуктивизма и конвенционализма) подтверждает попперовский принцип фальсификационизма, но, поскольку сам принцип фальсификационизма был подвергнут фальсификации, Лакатос и предлагает своё методологическое ноу-хау – метод историографической критики, или метаметодологию. В сноске он разъясняет: «Конечно, можно легко придумать и другие способы критики методологических концепций. Мы можем, например, стандарты каждой методологии (а не только фальсификационизма) применить к ней самой. Для большинства методологических концепций результат такой операции будет в равной степени разрушительным: индуктивизм нельзя обосновать индуктивно, простота окажется безнадёжно сложной [о конвенционализме. – Прим. А. Н.] (относительно последнего утверждения см. конец примечания 106)» [3: 503 (сноска)]. Невозможность подвергнуть историографические методы автореферентизации может говорить только об их ненаучности не столько в рамках науки, сколько в рамках истории науки и философии и методологии науки. Прискорбно отмечать, что Лакатос так и не вышел за пределы внутренней истории философии и методологии науки, предложив методологию историографических научно-исследовательских программ, а не усовершенствованный критерий демаркации науки от ненауки: «В соответствии с этим мы будем отвергать некоторую теорию рациональности только во имя другой, лучшей теории, которая представляет – в этом «квазиэмпирическом» смысле – прогрессивный сдвиг в последовательной смене исследовательских программ рациональных реконструкций» [3: 507]. Метаметодологический фальсификационизм, родственный критерию автореференции, Лакатос постулирует в «Фальсификации и методологии научно-исследовательских программ».

Методологические интуиции Лакатоса остались на пороге автореферентизма как критерия научности. Методологическая идеаллогия Лакатоса пошла по пути методологического перфекционизма – по ступеням Витгенштейновой лестницы: «Я предвижу, что там, где Кун и Фейерабенд видят иррациональный переход, историк сможет показать, что этот переход был рациональным. Таким образом, методология исследовательских программ предсказывает (или, если угодно, «констатирует») новые исторические факты, которые выглядят неожиданными в свете существующих (внутренних и внешних) методологических концепций, и я надеюсь, что эти предсказания будут подтверждены историческими исследованиями. Если это случится, то методология научно-исследовательских программ сама окажется прогрессивным сдвигом проблемы. / Таким образом, прогресс теории рациональности в науке состоит в открытии новых исторических фактов и во всё более расширяющейся рациональной реконструкции истории науки, пронизанной оценочными характеристиками (7). Другими словами, теория рациональности в науке прогрессирует, если в ней появляется «прогрессивная» историографическая исследовательская программа» [3: 509–510].

Лакатос – это Фейерабенд в пределах философии и методологии науки. Лакатосизм – это методологический анархизм философии и методологии науки, если не методологический ретроанархизм науки или даже методологический ретроанархизм философии и методологии науки.

«… методология историографических исследовательских программ подразумевает плюралистическую систему авторитетов отчасти потому, что мудрость научного суда и отдельные прецеденты не выражаются, да и не могут быть точно выражены общими законами, сформулирвоанными и зафиксированными философом, а отчасти потому, что в некоторых случаях закон, установленный и зафиксированный философом, может оказаться случайно верным, в то время как суждения учёных несостоятельными. Я расхожусь, следовательно, и с теми философами науки, которые считают само собой разумеющимся, что общие научные стандарты неизменны и разум может распознать их априори (8), и с теми, кто полагает, будто свет разума озаряет лишь частные случаи. Методология историографических исследовательских программ указывает пути, на которых специалист по философии науки может учиться у историка науки, и наоборот» [3: 515–516].

Литература

1. Гурко Е. Деконструкция: тексты и интерпретация. Деррида Ж. Оставь это имя (Постскриптум), Как избежать разговора: денегации. – Минск: Экономпресс, 2001. – 320 с.

2. Декомб В. Современная французская философия: [Сборник]. / Перевод с французского. – М.: Изда­тельство «Весь мир», 2000. – 344 с.

3. Кун Т. Структура научных революций: Пер. с англ. / Т. Кун; Сост. В. Ю. Кузнецов. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. – 608 с. – (Philosophy.)

http://nounivers.narod.ru/pub/an_arm.htm